Кантовская аналитика понятий. Переход к дедукции категорий (§ 14)

Следуя логике изложения, в аналитике понятий Кант представил сначала сами категории как чистые понятия интеллекта, затем возможность и необходимость трансцендентальной дедукции как обоснования их правомерности (общесправедливости). И, наконец, здесь он подготавливает читателя к собственно дедукции тем, что определяет категории как понятия о предмете вообще, за счёт которых он только и мыслится тем или иным строго определённым образом, — и следовательно, как априорные условия возможности опыта (опытного познания). Однако это утверждение — ещё не окончательное обоснование правомерности категорий, почему он и предпринимает далее в отношении них дедукцию, где углубляется, так сказать, в сердцевину интеллектуального познания.

Переход к трансцендентальной дедукции категорий

Возможны только два случая, в которых синтезированная представленность и предметы её могут сойтись вместе, соотнестись друг с другом в порядке необходимости и как бы встретиться друг с другом: либо когда предмет делает возможной представленность, либо когда представленность только и делает возможным предмет. Если первое, то эта соотнесённость лишь эмпирическая, и представленность здесь никогда не возможна априори. Это — случай с явленностью (в отношении того, что в ней принадлежит ощущению). Если же второе состоит в том, что представленность сама по себе (ибо об обусловливании её волей речи здесь совершенно не идёт) не производит свой предмет по наличному бытию, то тогда в отношении предмета представленность всё же априори определяюща, если только за счёт неё возможно познать что-то как предмет. Однако есть два условия, при которых только и возможно познание предмета: первое — созерцание, благодаря которому он даётся (но только как явленность), второе — понятие, которым осмысливается предмет, соответствующий этому созерцанию. Из вышеизложенного, однако, ясно, что первое условие — а именно, то, при котором предметы только и могут быть созерцаемыми, — на самом деле, априори лежит в нашем естестве в основе объектов (согласно форме). Значит, с этим формальным условием сенсуальности необходимо совпадают все явленности, потому что только при нём они могут являться — т.е. созерцаться эмпирически и даваться. Тогда спрашивается, не предшествуют ли также априорные понятия как условия, только при которых что-то, даже если и не созерцается, но всё-таки осмысливается как предмет вообще, — ибо тогда всякое эмпирическое познание предметов сообразно таким понятиям в порядке необходимости, поскольку без подразумевания их ничто не возможно как объект опыта? Но тогда всякий опыт, помимо воспринимающего созерцания (через которое что-то даётся) содержит ещё понятие о предмете, который даётся или является в созерцании; соответственно, понятия о предметах вообще лежат в основе всякого опытного познания — следовательно, общесправедливость категорий как априорных понятий будет покоиться на том, что за счёт них только и был бы возможен опыт (согласно форме осмысливания). Ибо тогда они в порядке необходимости и априори соотносятся с предметами опыта, так как лишь посредством них может мыслиться вообще какой бы то ни было предмет опыта.

Таким образом, трансцендентальная дедукция всех априорных понятий имеет первопринцип, на который должно быть направлено всё искание: они должны быть признаны априорными условиями возможности опыта (будь то условия встречающейся в них созерцаемости или условия осмысливания). Понятия, дающие объективную основу возможности опыта, именно поэтому имеют характер «необходимость». Однако развитие опыта, в котором они встречаются, ещё не есть дедукция их (только иллюстрация), так как при этом они всё же были бы лишь случайны. Без этой изначальной соотнесённости с возможным опытом, в котором предстают все предметы познания, вообще не могла бы быть понята соотнесённость таких понятий с каким-либо объектом.

Знаменитый Локк, от нехватки этого рассмотрения и от того, что он встречал чистые понятия интеллекта в опыте, также выводил их из опыта — и всё же действовал столь непоследовательно, что с этим он решился на попытку вывести элементы знания, которые выходили далеко за границы всякого опыта. Дэвид Юм признавал, что для возможности совершения последнего необходимо, чтобы эти понятия обязательно имели своё происхождение априори. Но раз он совершенно не мог объяснить себе, как возможно, что интеллект должен мыслить понятия, которые сами по себе не связаны в интеллекте, всё же необходимо связанными в предмете, и раз ему не приходило в голову, что интеллект за счёт этих понятий, наверно, мог бы быть даже творцом опыта, в котором ему встречаются его предметы, — то он, вынужденный необходимостью, выводил их из опыта (а именно, из субъективной необходимости, возникшей от более частого ассоциирования в опыте, которая в конце концов ошибочно принимается за объективную, — т.е. из привычки); однако затем действовал очень последовательно в том, что он объявил невозможным выйти с этими понятиями и исходными положениями, которые они подсказывают, за границы опыта. Однако эмпирическое выведение, к которому пришли они оба, никак не получается совместить с действительностью имеющихся у нас априорных научных элементов знания, которые у нас есть — а именно таковых в фундаментальной математике и общем естествознании, — и потому опровергается фактом.

Первый из этих двух прославленных мужей распахнул все двери и ворота фантазёрству, поскольку разуму, когда-то получившему полномочия на свою сторону, уже не получается сдерживаться негласными восхвалениями умеренности; второй же полностью отдался скептицизму, полагая, что он в какой-то момент открыл дезориентированность нашей способности к познанию, которую столь единодушно считали разумом. Теперь нам следует попытаться определить в понятии, нельзя ли благополучно провести человеческий разум между этими двумя подводными камнями, поставить ему определённые границы, и при этом оставить открытым для него всё поле его целесообразной активности.

Перед этим я хочу ещё только предпослать объяснение того, что такое категории. Они — понятия о предмете вообще, за счёт которых созерцание его видится определённым в отношении одной из логических функций для вынесения суждения. Так, функция категорического суждения была функцией «отношение субъекта к предикату» — например, «все физические тела делимы». Однако в отношении чисто логического применения интеллекта оставалось неопределённым то, какому из обоих понятий дать функцию «субъект», а какому — функцию «предикат». Ибо возможно также сказать «некое делимое есть физическое тело». Однако за счёт категории «субстанция», если я подведу под неё понятие «физическое тело», становится определённым, что эмпирическое созерцание этого тела в опыте должно рассматриваться всегда только как субъект и никогда — как простой предикат; и так во всех остальных категориях.