Кантовская аналитика понятий. Дедукция категорий (§§ 25 — 26)

В параграфе 25 приведены дальнейшие рассуждения Канта о наличном бытии «я» (как в положении «я мыслю»), а именно, обоснование невозможности интроспективного познания себя как есть (т.е. самого по себе) — только себя как явленности. К этому замечу, что самопознание принципиально возможно в социальной среде, когда индивидуум путём наблюдения за собой и другими фиксирует повторяющиеся существенные черты. В следующем же параграфе Кант вводит понятие «выхватывающий синтез» (комбинирование элементов эмпирического созерцания в то, что осознаётся эмпирически (т.е. как явленность)). Также он усиливает здесь положение, что все созерцания находятся под категориями как условиями возможности опытного познания, говоря «категории как бы предписывают природе закон» — выражение, которое оправдано с трансцендентальной точки зрения на пространство и время, но которое противоречит естественному опыту (да и здравому смыслу), предполагающему, что законы природы уже существуют, несмотря на то, что они категориально не определены.

В случае трансцендентального синтеза многообразности представленностей вообще (а значит, в случае изначального единства апперцепции при синтезе), я, напротив, осознаю не себя самого таким, каким я себе являюсь или же каков я сам по себе, а только то, что я есть. Эта представленность — осмысливание, а не созерцание. А раз для познанности нас самих, помимо акта осмысливания, приводящего многообразность любого возможного созерцания в единство апперцепции, требуется ещё один определённый вид созерцания, за счёт которого эта многообразность даётся, то моё собственное наличное бытие хотя и вправду не есть явленность (и тем более простая видимость), однако определённость моего наличного бытия* может происходить лишь сообразно форме внутреннего восприятия, согласно особому способу того, как многообразность, которую я связываю, даётся во внутреннем созерцании, — и значит, я, соответственно, имею познанность себя не такого, каков я есть, а просто такого, каким я самому себе являюсь. Стало быть, осознавание самого себя — ещё далеко не познанность самого себя, невзирая на все категории, которые составляют процесс осмысливания объекта вообще за счёт связывания многообразности в апперцепцию. Как для познанности отличающегося от меня объекта я всё же нуждаюсь, помимо осмысливания объекта вообще (в категории), также и в созерцании, за счёт которого я определяю то общее понятие, так и для познанности себя самого я нуждаюсь, помимо осознавания (или помимо того, что я мыслю себя) ещё и в созерцании многообразности во мне, вследствие чего я определяю эти мысли; и я существую как ум, который осознаёт исключительно свою способность связывать, однако в отношении многообразности, которую ему надо связать, подчинён сужающему условию, которое он называет «внутреннее восприятие»: делать то связывание созерцаемым лишь согласно временны́м отношениям, лежащим целиком за пределами собственно понятий интеллекта, — и который потому может познавать себя всё же только таким, каким он просто является себе в плане созерцания (которое не чисто интеллектуально и не может быть дано самим интеллектом), а не таким, каким он познавал бы себя, будь его созерцание чисто интеллектуальным.

^{* «Я мыслю» выражает акт определения моего наличного бытия. Значит, тем самым уже дано наличное бытие — но ещё не дано то, как мне надо его определить, т.е. установить в себе принадлежащую ему многообразность. Сюда относится самосозерцание, имеющее в своей основе данную априори форму (т.е. время), которая, в свою очередь, воспринимаема и относится к рецептивности всего определяемого. Если у меня нет другого самосозерцания, которое столь же даёт определяющее во мне (стихийность коего я лишь осознаю) до акта определения, сколь время даёт определяемое, то я не могу определить наличное бытие меня как самоактивной сущности, а вместо этого лишь представляю себе стихийность моего осмысливания (т.е. делания определённым), а моё наличное бытие всегда остаётся определимым лишь воспринимаемо, т.е. как наличное бытие явленности. И всё же эта стихийность делает так, что я называю себя умом.}

Трансцендентальная дедукция общего возможного применения чистых понятий интеллекта в опыте

В метафизической дедукции априорное происхождение категорий было показано вообще, посредством их полного схождения с общими логическими функциями осмысливания, в трансцендентальной же была показана возможность категорий как априорных элементов знания о предметах созерцания вообще (см. §§ 20, 21). Теперь надо объяснить возможность познавать посредством категорий все предметы, какие только могут встречаться нашему восприятию, — причём не согласно форме созерцания их, а согласно законам связывания их, — и, значит, как бы предписывать природе закон и даже делать её возможной. Ибо без этой их пригодности не явствовало бы, каким образом всё, что только может встретиться нашему восприятию, должно находиться под законами, которые вытекают априори из одного только интеллекта.

В первую очередь, отмечу, что под выхватывающим синтезом я понимаю такое комбинирование многообразности в эмпирической созерцаемости, за счёт которого становится возможной воспринимаемость последней, т.е. эмпирическое осознавание её (как явленности).

Формы как внешнего, так и внутреннего воспринимаемого созерцания мы априори имеем в представленностях «пространство» и «время», и последним должен быть каждый раз сообразен синтез при выхватывании многообразности явленности, так как сам он может происходить только согласно этой форме. Однако пространство и время представлены не просто как формы воспринимаемого созерцания, а как сами созерцания (которые содержат многообразность), — значит, представлены априори вместе с определённостью единства этой многообразности в них (см. трансцендентальную эстетику).* Стало быть, даже единство синтеза многообразности (вне нас или же внутри нас), — а значит и связывание, которому должно быть сообразно всё, чему надо представляться определённо в пространстве или времени, — уже даны априори как условие синтеза при всяком выхватывании заодно с этими созерцаниями (а не в них). Однако это единство при синтезе не может быть ничем иным, как единством связывания многообразности данного созерцания вообще в изначальную осознанность, сообразно категориям (используемым только на нашем сенсуальном созерцании). Следовательно, всякий синтез, за счёт которого становится возможной даже воспринимаемость, находится под категориями — и раз опыт есть познание посредством взаимосвязанных воспринимаемостей, то категории есть условия возможности опыта и, значит, также имеют силу априори для всех предметов опыта.

^{* Пространство, представленное как предмет (как это действительно нужно в геометрии), содержит больше, чем простую форму созерцания, а именно сведённость многообразности, данной согласно форме сенсуальности, в созерцаемую представленность, так что форма созерцания даёт просто многообразность, а формальное созерцание — единство представленности. В трансцендентальной эстетике я отнёс это единство просто к сенсуальности, только чтобы подчеркнуть, что оно предшествует всем понятиям, пусть и подразумевает синтез, который не принадлежит восприятию — однако за счёт которого первично становятся возможными понятия «пространство» и «время». Ибо раз пространство и время как созерцания даются первично за счёт этого единства (тем, что интеллект определяет сенсуальность), то единство этого созерцания относится априори к пространству и времени, а не к понятию интеллекта (см. § 24).}