Скорбная Неделя

Страстная седмица – самая скорбная, самая трудная во всем церковном году. И хоть живет уже сердце предощущением Воскресения, хоть вот-вот и ворвется в нашу жизнь снова его радостный и чистый свет, не дремлет и враг и, как никогда, нападает на душу, теснит и морочит ее, старается ввергнуть в бездну какого-то мрачного, вязкого, никак не отпускающего уныния. Борет тем же, чем и обычно, но с удесятеренной силой.
И несут люди в эти дни свою скорбь и свою боль в храм, и просят помощи, и жалуются, и вопрошают…

И один из вопросов, на которые священнику приходится отвечать часто и на которые вместе с тем ответить удовлетворительно трудно, звучит примерно так:
– Батюшка… Я столько раз падал, спотыкался на одном и том же! Столько раз каялся и снова грешил теми же самыми грехами! Я не меняюсь, не исправляюсь… Как мне быть дальше? Как мне поверить самому себе, что вот сейчас я покаюсь, а потом не повторю вновь тех же самых темных и постыдных деяний? Руки опускаются уже… Как же мне заставить себя всё равно идти дальше? Может быть, бесполезно всё это? Может, не потерпит меня больше Господь? Может, и не надо уже идти?..

И это не вопрос подчас, а крик души какой-то. Исповедание немощи крайней, которую никак не удается преодолеть.

И отвечать трудно не только потому, что видишь перед собой человека, удрученного унынием, с погасшим взором, с утраченным интересом к жизни. Трудно, прежде всего, оттого, что Страстная – и для тебя Страстная и отвечать надо не только ему, но и себе…

Что тут вспоминается?

Конечно же, тот самый брат, пришедший к древнему подвижнику:

– Авва, я пал.

– Встань и покайся.

– Я снова пал.

– И снова встань.

– Опять пал.

– И опять поднимайся.

– До каких же пор?!

– До тех пор, пока смерть не придет и не застанет тебя либо в падении, либо в покаянии.

Разве не ответ это? Ответ – и еще какой! Нет, значит, ни для кого – даже для тех, кто по-настоящему подвизается, – никакого времени покоя, но вся жизнь – борьба, и это естественно, когда ты сначала падаешь, а потом встаешь, снова падаешь и снова заставляешь себя встать.

И еще вспоминается. Тоже древняя, церковным Преданием освященная история, которую пересказывал кому-то из чад своих преподобный старец Оптинский Амвросий. Она о некоем человеке, который постоянно совершал один и тот же тяжкий грех. А согрешив, приходил в храм, опускался на колени перед Распятием и каялся, просил у Бога прощения и, проливая горькие слезы, обещал больше грех свой не повторять. Уходил и спустя какое-то время возвращался, чтобы каяться снова в том же самом. Наконец так изнемогла, так исстрадалась от этого душа его, что, войдя в храм, он перед Распятием дал обещание Богу, призвав Его Самого в свидетели на будущем Страшном суде: больше никогда, что бы ни было, не совершать того греха. И вышел. И согрешил вновь. И вернулся в храм, и упал перед Распятием, умоляя о милости, и так – коленопреклоненно – умер. И было кому-то из отцов откровение о том, что принял Господь его покаяние, принял, хоть и не успел он ничего изменить в жизни своей, не успел исправиться. И вопрошал враг рода человеческого: «Как же так? Он грешил до самого смертного часа! Он пообещал перед Распятием никогда больше не повторять этого греха и тут же его повторил! И он прощен?!» И отвечал Господь: «Да, прощен, потому что, и пав после этого обещания, он не отчаялся, не разуверился в Моей милости и любви и вновь прибег ко Мне в покаянии».

И разбойник на Кресте вспоминается.

И делатели единонадесятого часа.

И мученик Вонифатий, в какие-то мгновения из пьяницы и распутника в мученика за Христа обратившийся.

И преподобный Иоанн Лествичник с его обещанием: «Не ужасайся, если и каждый день падаешь, и не отступай от пути Божия, но стой мужественно; и без сомнения Ангел, который хранит тебя, почтит твое терпение. Когда язва еще нова и горяча, тогда удобно исцеляется; но застарелые, оставленные в небрежении и запущенные раны неудобно исцеляются, ибо для врачевания своего требуют уже многого труда, резания и прижигания. Многие раны от закоснения делаются неисцелимыми, но у Бога вся возможна (Мф. 19: 26)».

И многое, многое еще вспоминается. А если и не вспоминается, то, по крайней мере, должно. Душу свою так важно укрепить, поддержать подобными свидетельствами, примерами и увещаниями – чтобы не взмалодушествовать, не изнемочь, не отчаяться и не погибнуть.

Потому что не грехи губят нас. Не навыки недобрые. Не страсти, в сердце укоренившиеся. Нет. Губит – то самое отчаяние, неготовность идти дальше, неспособность надеяться на человеколюбие и милосердие нашего Владыки Христа, оставление посильного подвига, неверие в действенность покаяния. Вот наши самые страшные враги.

Но неужели… Неужели каждый, кто, несмотря ни на что, не опускает руки, кто кается, кто хоть черепашьим шагом, но движется вперед, обязательно достигнет спасения? Неужели всё так просто и так… гарантированно?

Нет. И к сожалению, и к счастью – нет.

Пока мы здесь, участь наша не может быть решена. И спасение, как преподобный Петр Дамаскин писал, между страхом и надеждой совершается. Испугаешься – парализует тебя страх, отлучит от Бога, и погибнешь. Уверишься, что спасение уже «заработано» или же даром получено тобой, так что никому его у тебя не отнять, – и тотчас лишишься его.

Между страхом и надеждой.

Продолжая путь и не ведая точно его конца.

Как путник сквозь бескрайнюю снежную равнину – никто не знает: удастся ли дойти? Одно точно: остановившись, замерзнешь; идя вперед, имеешь шанс достигнуть цели. Имеешь шанс… Но не ради шанса идти надо. И не потому, что «иначе нельзя». И не из-за страха замерзнуть, хотя хорошо, когда и он подгоняет.

Другое должно влечь вперед, не позволять опускать руки, сдаваться. Другое – понимание того, что так хочет Господь, а всё остальное, по сравнению с этим, неважно. Идти потому, что так угодно Богу и спасительно по-настоящему. И идешь – не потому, что боишься. Не потому, что уверен в итоге пути. А просто потому, что вспоминаешь: Он позвал – и как же не откликнуться на этот призыв? И на этом успокаиваешься. И почему-то появляются силы. И воскресает надежда. И приходит радость. И заканчивается Страстная. И приходит Пасха…

Автор: Игумен Нектарий (Морозов)Источник